12.04.2016 07:14

Человек чести

(о творческой индивидуальности Александра Крахина)

Кто талантлив, тот талантлив во всем. Известная и правдивая фраза. Александр Николаевич Крахин, шестидесяти четырех лет. Друзья в «Фейсбуке» поздравили его с днем рождения оптимистичной песней «When I’m Sixty-four». Вот так, с «Beatles», по жизни и шагал мой друг — рок-музыкант и поэт, тончайший художник, освоивший филигранную технику китайского рисунка тушью, писатель, автор замечательных рассказов. Они печатались в сборниках современной прозы, изданных московским издательством «Дикси Пресс»: «Утомленные стронцием» (2011), «Грехи наши» (2013), «Фотографии на память» (2015). Рассказы А. Крахина основаны на реальных событиях, случившихся с автором, но если это биография, то биография целого поколения. Мне довелось писать об усть-каменогорском «инварианте» этого поколения в рецензии на сборник прозы «Утомленные стронцием». Авторам (А.Крахин, А. Кратенко, Л. Кузнецов и др.) удалось создать «усть-каменогорский текст», порожденный «гением места» — газами травленном и бурлящим рок-н-ролльными ритмами промышленном городе, грезящем о легендарном Беловодье — земном рае, находящемся близ Алтайских гор. Своеобразная «отравленность» сознания определила такие черты стиля у этих писателей, как язвительность, насмешничество, ирония. Конфликт с материальным (= социальным) у них особенно обострен: советская реальность ревизуется культурой, философией, музыкальной гармонией, соотносится с идеалами «рокерства». Жесткое социальное бытие порождает особую романтику отношений, духовной связи «избранных» — ушедших в мир творчества.

Общность мировидения ни в коей мере не отменяет индивидуальности. В самом деле, произведения А. Крахина отличаются яркой узнаваемой манерой письма — это ли не показатель подлинного дарования?.. Жанр его произведений — рассказ-воспоминание. Поэтика воспоминания придает описаниям «уходящей натуры» эмоциональную окрашенность, лиризм, хоть и прикрываемый порой авторской насмешкой над своей человеческой слабостью; реальность не теряет у автора своей вещности, живого дыхания. Голос его звучит то гневно, то задумчиво, то воспаряет до молитвы, то опускается до жалобы, но всегда писатель стоит перед жизнью и её трудностями с открытым забралом. Александр Крахин — последний романтик, или, точнее, последний рыцарь своего поколения, который пытается прожить жизнь по законам благородства и чести.

Когда читаешь рассказы Крахина в хронологическом порядке, выстраивая сюжет жизни незаурядного человека, очевидными становятся не только ближние, но и дальние источники, сформировавшие творческое мышление человека, вступившего в жизнь на излете «оттепели» 1960-х годов. Его творчество произрастает из «молодежной прозы» В. Аксенова и А. Гладилина — с их честными искренними героями, конфликтующими с миром догматизма и фальши и стремящимися к пониманию себя и других. Таков нерв и крахинских произведений тоже.

Вот, например, рассказ «Чемпион». Пятнадцатилетний подросток, приручивший своенравный спортивный снаряд — штангу, ощущает в себе зарождение силы «… светлой и доброй, не сокрушать, а поддерживать». Эта сила помогает ему разглядеть в школьном «авторитете» Женьке Трубачеве товарища, научиться взаимопомощи и взаимоуважению.

Рассказ «Интеграл. Записки инсайдера» открывает нам мир уже юноши, 17-летнего выпускника советской школы, «не постороннего» музыке и жизни. Именно это значение иностранного словечка, которыми любит щегольнуть автор, мне нравится из ряда других. Почему, впрочем, «щегольнуть»? Имеет автор такое право — в силу профессии английского филолога, взращенной из юношеской страсти к текстам и музыке Beatles… Я вспоминаю свой 1968-й… Мне еще тринадцать, я сельская девчонка, переживаю первую влюбленность, читаю, что есть в школьной библиотеке, политическими новостями в силу возраста не интересуюсь, растительная привольная жизнь. А тут!.. Все, о чем вспоминает герой: и «пражская весна», и увлечение рок-музыкой, и запрещенная литература, и яростная борьба с «битломанией» в советской прессе — узнаётся мною на 5-7 лет позже, в университете и во взрослой жизни, но проживается уже на ином ментальном уровне. Казалось бы, четыре года разницы в возрасте, но водораздел между мировосприятием крахинского поколения, представители которого были «последышами» романтических 60-х, и юностью, уложившейся целиком в «застойные»70-е годы, — значительный. Мы были не похожи на энтузиастов 60-х, стремящихся мир вокруг зажечь своей верой. Слушали рок-музыку, но уже меньше думали, больше «кайфовали», накачиваясь под получасовые композиции Nazareth или Lеd Zeppelin болгарским «Рислингом» вприкуску с купленными у фарцы «Ньюпортом » и «Данхиллом», ни на что особо не надеясь и беря от жизни то, что она предлагала нам в существующих обстоятельствах. Разбудили наше конформистское сознание все те же «шестидесятники» в 80-е «гласные» годы. Помню, именно Крахин давал мне читать ветхие листочки новомирского солженицынского «Ивана Денисовича», который так потряс его, семнадцатилетнего… Такие вот парадоксы времени… Но вернемся к рассказу: наш герой вступает в жизнь, да так, что заботливый отец за голову хватается. В рассказе упоминается о школьной выпускной характеристике, в которой герой обвиняется в «чванстве», а это могло ох как помешать при поступлении в вуз, да, впрочем, и во многом другом, в коллективистском-то обществе!.. А ведь герой только попытался отстоять право мальчишек на сочувствие и поддержку друга в несчастье!.. Но, видимо, учительница уловила в его интонации нечто иное, что позднее оформилось в четко осознаваемое личностью право на собственное достоинство и самоуважение, а самое главное — на свободу волеизъявления. Это самое «чванство» будет у взрослого Александра Крахина причиной многочисленных конфликтов с власть предержащими, повлечет за собой крутые зигзаги судьбы. А нравственное становление юноши связано, как ни крути, со школой, правда, не только «благодаря» — учителю с трогательным прозвищем «Святик», поверившему в музыку школьного ВИА, и даже нелюбимой историчке, отстоявшей культпоход в кино на фильм М. Ромма «Обыкновенный фашизм», — но и «вопреки» догмам всего коллективного «комсомольско-пионерского». Музыка Beatles стала прыжком в свободу. Молодой герой рассказа занят созданием собственной вселенной, где живут воображение, вдохновение, где хрустально чисты и незыблемы такие понятия, как честь, красота, любовь. Он свято верит в искренность, в возможность преодолеть все трудности взрослой жизни, и, будучи ярым поклонником ливерпульской четверки, старается достичь такой же гармонии в своей музыке, добиться Любви людской (да, с большой буквы, как в их песнях!). Волшебником входит в его жизнь новый друг и наставник, руководитель ансамбля «Интеграл» — Борис Алибасов, «мастер интриги, психолог, эрудит, изобретатель и прочая и прочая»… Как все мы хороши, когда молоды!.. Лучшие чувства раскрываются и бурлят, все по плечу, когда рядом плечо друга, и кажется — нам удастся переломить мир, заставить его плясать под свою гитару. Слава Богу, что это состояние есть у молодого героя рассказа. Он находится «внутри», а не на обочине жизни, и он ещё счастлив.

Ослепительная юность определила жизненные принципы взрослого Александра Крахина: самодостаточность, трезвый и в то же время возвышенный взгляд на реальность, «самостоянье человека» (А.С. Пушкин), который с миром вровень. Он не пошел на компромисс с эпохой, хотя конечно ему, как и каждому в 70-е, приходилось приспосабливаться, на что-то закрывать глаза. Крахина спасает какое-то подспудное доверие к жизни, мудрая терпеливость, богатый внутренний мир (сказано без всякого пафоса). Вот, например, рассказ «Самарканд», посвященный армейской службе. Вспомним «Стройбат» С.Каледина: жесткость, натурализм, дедовщина — в общем, чернуха. У А. Крахина тоже нет пиитета перед отцами-командирами, да и солдатский быт описан без идеализирования, но его автобиографический герой склонен иронизировать и над собой тоже: «Однако в какой выразительный кукиш сворачиваются наши амбиции при столкновении с жизненными реалиями!» Он находит утешение у восточных поэтов и философов (ведь он находится в столице древнего знания!) — в их особом смирении, настроенности на то, что все плохое рано или поздно кончается. Выразительно описание Самарканда, в котором ощущается седое дыхание истории. Только человек, влюбленный в красоту, способен заметить «неправдоподобно яркие звезды» Самарканда, «сиящий немыслимо чистой голубизной купол мавзолея Шахи Зинда». Герой с удовольствием подметает опавшие листья, ведь он «в душе дворник», ему приятно очищать жизнь от ненужного хлама. В ситуации отупляющей армейской муштры молодой солдат выглядит победителем, сублимируя все наваждения и неурядицы жизни в драматические верлибры о безднах бытия и освобождая тем самым свою душу для высоких начал. Органически вписываются в прозаическое повествование стихи: пронзительно-тревожные, мистически бездонные, отсылающие читателя к любимой автором англоязычной классике («Ворон» Эдгара По).

Камертоном отношения автора к неидеальному миру могли бы стать слова из Корана, которыми А. Крахин завершает свою новеллу «За кадром»: «… человек ведь в убытке, кроме тех, которые уверовали и творили добрые дела, и заповедали между собою истину, и заповедали между собой терпение». В рассказе ярко передана суетливая атмосфера официального торжества: общая неразбериха, чьи-то недоделки, шумное народное гуляние, жара и многочасовая напряженная работа. А на сцене выступает старый друг, теперь заезжая звезда, и не подойти к нему никак! Самые различные чувства овладевают героем, опытным телевизионщиком, очутившимся среди недружелюбной команды: уязвленное самолюбие, усталость, сожаление о чем-то не случившемся в судьбе, злость на амбициозных «мэтров» телевидения («… так уж они любуются собой, и этот энтузиазм неофитов — просто чужой я среди них»). Но он осознает меру своей ответственности за любимое дело, оставаясь на рабочем посту до конца. «Поверх барьеров» суматошного дня плывет нетленное — мудрость и творчество: «почему-то самым светлым останется в памяти прохлада мечети и нежная таджикская мелодия в голове».

В центре рассказа «Вчера» — прямое столкновение с представителями системы, теми, кто на своем рабочем месте поддерживают незыблемость идеологических норм и правил (негоже преподавателю, зарабатывающему бюджетные гроши, кормить семью, вечерами играя в ресторане). А вот в нерабочее время эти люди позволяют себе хамить, унижать музыканта, предлагая «сбацать Мурку» и предвкушая удовольствие от зрелища этого унижения: «Это ж какого идейного вражину раскрыли!» Beatles, навсегда любимые Beatles приходят на помощь! Как пощечина и вызов пошлости, духовной глухоте, как способ защитить душу живую звучит со сцены «Yesterday» — символический щит рыцаря чести и порядочности. Рассказ «Вчера» демонстрирует искусное владение автора литературной формой: здесь все соразмерно замыслу, четко и драматично выстроено, что говорит о большом творческом потенциале А. Крахина как мастера социально-психологической новеллы.

В сборнике «Грехи наши…» опубликован рассказ «Семь картинок». Я вспоминаю, как медленно я читала этот сборник, то и дело откладывая его до поры. Произведения сборника довольно жесткие, авторы выводят наружу порою самое страшное и гибельное, что таится в душе человека. Не во всех рассказах можно ухватить нравственный стержень авторской позиции, кто-то из рассказчиков склонен ошарашить читателя порочностью своих персонажей. В общем, какой мир, такие и грехи. Но А. Крахин относится и к себе, и к другим очень строго, по «гамбургскому счету», с дотошностью естествоиспытателя препарируя человека и находя в себе и окружающих самые малые крупицы дьявольского, нетерпимого. Но может быть так и надо поступать в нашем релятивистском и конформистском мире, когда мы склонны себя за все извинять?.. Лучшая часть рассказа — эпизод с одинокой старушкой, когда герой рассказа не посмел отдать ей в руки телеграмму о гибели сына, боясь, что приклеится к его образу «вежливого и отзывчивого парня» черная тень вестника несчастья. Автор называет этот грех гордыней, сурово судит себя. «Час я просидел тихо, как мышь, но так и не решился стукнуть в ворота. Не собрал в себе мужества. … Чистеньким захотел остаться… Как вор, сунул бланк в прорезь для почты на левой створке ворот и уполз обратно в свою телеграфную конуру». В оправдание своих подлинных и мнимых грехов автор в конце приводит известную народную поговорку «… И-эх, грехи наши тяжкие! Да ведь не согрешишь — не покаешься» В контексте целого рассказа, насыщенного философскими и поэтическими аллюзиями, эта народная сентенция звучит несколько простовато, но неожиданным образом она соотносится с началом повествования, замыкая круг авторского самообличения и указывая, что главное покаяние — перед отцом — пожалуй, еще впереди… Лежит на душе героя тяжелым камнем воспоминание, когда он походя совершил предательство по отношению к отцу, пьяно соглашаясь с его сослуживцем, что «по дружбе» называет отца растяпой и неудачником, который «не подсуетился, не притерся, не вписался…»

Это покаяние полностью осуществляется в новелле «Отцы и деды» (2013), где звенья жизни трех поколений соединяются в прочную цепь семейной памяти. Вслед за временем разбрасывать камни приходит пора собирать их, строить Дом — от отца к сыну, от сына к внуку и дальше, дальше… Новелла проста, но удивительна по силе впечатления. В ней и укоризна, и светлая грусть, и понимание, и прощение. Пророчески звучит финал новеллы о скоротечности жизни, об естественном желании человека сохраниться в близких, остаться в их памяти: «Вот он, угол. Сворачиваю. Исчезаю… Но ведь я есть? Просто меня не видно».

Да, он есть… И видно его, и слышно… Рассказы, стихи, песни, музыка — мудрое и негромкое творчество Александра Крахина заняло свое уникальную ячейку в культурной вселенной ХХ столетия.

(Вместо эпилога. 11.04.2016, 9-й день со дня кончины А. Н. Крахина )

Закончу тем, что попрошу прощения.

Прости меня, Саша… Я обещала написать о твоих рассказах два года назад, год назад, да все тянула — по извечной привычке к авралу: потом, потом, вот настроюсь да как сяду, как напишу!.. А ты взял и умер от самой страшной земной болезни, все еще неизлечимой. И как мне теперь жить, Саша, в таком скорбном долгу перед тобой, с совестью под подушкой?..

Прости меня, Саша! Если душа бессмертна, ты прочтешь эти строки. Ведь ты там продолжаешь свой путь, и от тебя ещё многого ждет Отец Небесный, к которому ты возвращаешься…

Валентина Артамонова