Вероника ФРИДМАН (г. Москва) КУРЬЕР

 

— Вы к кому? — женщина зябко кутается в волочащийся по полу плед, дверь предусмотрительно до конца не открывает, между ними щель в четверть метра. Если бы он хотел, то запросто мог бы сорвать эту цепочку или заклинить дверь. Но он вовсе не сторонник применения грубой силы. Скорее философ.

«Дверная цепочка, надо же как старомодно. А лицо у нее интересное, хотя черты лица, пожалуй, немного резковаты. А на щеке остался след от подушки», — фантазирует он про себя, нарочито медля с ответом. Сейчас он — пугающе-таинственный незнакомец, а через пару секунд очарование интриги рассеется. Он получит свои деньги и удалится. Исчезнет из ее жизни, может быть до следующего заказа? Это вряд ли, их распределяют рандомно. Машина принимает заказ, обрабатывает его в своих виртуальных потрохах, посылает посредника (как правило, прыщавого юнца или престарелого неудачника) на встречу с себе подобным человеческим существом. Преимущественно женского пола. Мужчин среди заказчиков значительно меньше. Мужики все больше подарки заказывают, да норовят в последний момент: детям конструкторы, женам бытовую технику. В огромных коробках, которые попробуй дотащи на своем горбу по темным вонючим лестницам. Когда же наконец все эти пятиэтажки снесут?! Но в этот раз все иначе: из-за сезона отпусков дали чужой старомосковский участок. Старинный дом в тени огромных вековых лип. От старины, впрочем, остались лишь внешние стены, да и тут еще надо разобраться, cвои ли.

— Кто вам нужен? — она теряет терпение и сейчас захлопнет дверь.

— Я весть и вестник, — говорит он проникновенно и наблюдает за ее реакцией.

 

Она откидывает назад прядь со лба и в недоумении смотрит на него, по какой-то причине не пытаясь отгородиться от чужого безумия.

— Извините, — тушуется он, — я принес ваш заказ: книги по ландшафтному дизайну. Вы указали на нашем сайте время доставки с девяти до четырнадцати. Сейчас как раз девять с четвертью, я звонил с дороги, но телефон был выключен. Вы ведь Алиса?

— А чтоб тебя! Совсем забыла, — она с досадой тряхнула спутанной со сна гривой вьющихся мелким бесом волос. — А что, вы всегда такой шутник?

Он медлит с ответом, пытаясь получше разглядеть ее в полумраке подъезда. Сама не понимает, как она прекрасна в своей утренней беззащитности. Ведь именно утром можно разглядеть в людях их настоящее, сокровенное «я», еще не успевшее застегнуться на все пуговицы и надеть привычную маску.

— Может, выйдете в коридор, здесь на бланке расписаться надо, — деловито говорит он, доставая из спортивной сумки увесистый картонный пакет. Да не просто книжки, а целые альбомы. Интересно, как она собирается их на даче использовать — это же чистое искусство, а не азбука садовода-любителя.

— Нет уж, давайте лучше так, через дверь, странный вы какой-то, — она, хмыкнув, принимает от него свернутый в трубочку бланк и размашисто, летящим почерком расписывается в получении. Медлит возвратить его, помахивая бланком в воздухе. — А что если я буду жаловаться?

— На что, позвольте?! — искренне недоумевает он. — Что-то напутали в заказе?

— Да нет, с заказом как раз все нормально. А вот с курьером — нет, — припечатывает она и смотрит на него с вызовом. Оба молчат. Кажется, пауза слишком затянулась.

— Ну а чего вы теперь ждете? — спрашивает она уже менее агрессивно.

— Денег.

— Ох ты ж! Совсем меня с толку сбили. Вот держите, сдачи не надо, — она протягивает ему пятитысячную бумажку и уже собирается закрыть дверь.

— Постойте! Это слишком много, я сейчас, — он поспешно достает несколько купюр, чистых и не измятых и передает ей через дверную щель. Женщина брезгливо морщится и отрицательно качает изящной головкой.

— Оставьте себе. Чао, — она стремительно захлопывает дверь, прислоняется к ней спиной и медленно сползает до самого пола, беззвучно трясясь от смеха. Потом в голос, чувствуя его присутствие за дверью: «А знаете, вы забавный».

— Вы мне тоже понравились. А сдачу все-таки возьмите, пожалуйста.

— Нет, я же сказала, — голос как у избалованной девчонки, сколько ей, интересно, лет? — А знаете что, хотите угостить меня кофе?

— Это как-то неожиданно. Но да, давайте, — с плохо скрытым волнением отвечает он.

— Я спущусь в кофейню, у нас в соседнем доме. Минут через двадцать, — глаза ее странно поблескивают. Хорошо, что она невидима.

— Договорились. Я подожду сколько нужно. Не торопитесь.

— А как же работа? — кокетливо спрашивает она, услышав шаги за дверью и опасаясь, что снова останется в гнетущем одиночестве.

— Сейчас заказов не много. Подождут, — улыбается он про себя неожиданному повороту событий. Хорошо, что он курьер и водитель в одном лице.

— Да, макушка лета. Так ведь говорят?

— Да, кажется так.

Он напряженно прислушивается к еле различимым шорохам за дверью. Похоже, она там ходит босиком. Потом что-то с шелестом падает на пол. Как будто дорогой шелк нижнего белья или сбрасываемая змеиная кожа.

— Что мне надеть?

— В смысле? — чувствуется, как он смущен. Она вторглась своим вопросом в его воображение, услужливо рисующее самые соблазнительные картины.

— Ну, я спрашиваю: холодно там, на улице?

— Да не то чтобы. Скорее волгло. Опять дожди ночью обещали.

— Угу. А вы издалека приехали? — шуршание за дверью становилось все более интенсивным. К нему добавился еще цокот каблуков.

— Со склада, как обычно, — недоуменно отвечает он, пытаясь в деталях вообразить весь сложный женский ритуал смены и надевания новой кожи.

— Да я не об этом. Слова какие-то устаревшие употребляете. У меня бабушка так говорила, когда белье на даче никак не просохнет. Это же сырой значит?

— Правда, сейчас так уже не говорят. Я с Севера приехал.

— Надо же, а у меня бабка была из Архангельска. Ну и как там, на Северах?

— Да бог его знает. Я уж лет тридцать как в Москве. Служил во флоте, радистом. Потом после армии поступил в МГИМО.

— Ух ты, и на кого учились?

— Смеяться будете. На журналиста.

— Отчего же, что здесь смешного? А как вы…

— Послушайте, я лучше вниз сойду, подожду вас в кафе, — резко прервал он ее.

— А, да, конечно. Действительно, там и поболтаем, — смутилась она своей бестактности. Отвыкла общаться с людьми. Вряд ли можно считать полноценным общением ежедневный прием заказов. Да и от этого контакта она бы не раздумывая отказалась, еще сегодня утром. Жаль, что еду и пищу для ума еще не научились доставлять виртуально.

Он сидел, высокий и худой, у «французского» окна, отмытого до степени невидимости. За ним как в замедленном сне проплывали нарядные прохожие: девушки в ярких летних платьях, юноши, спешащие на свидание. Вся эта извечная карусель вращалась, несмотря на серое душное нечто, тяжело налегшее на огромный, задыхающийся во влажных испарениях город.

 

Прошло уже минут сорок, как он вышел из ее подъезда. Он уже заметно нервничал, ловя на себе косые надменные взгляды официанта. Эспрессо (дешевле в меню ничего не нашлось) был давно выпит, оставалось только надеяться, что она появится с минуты на минуту. Ее щедрых чаевых при здешних ценах намного не хватит. В карманах некогда шикарной кожаной куртки завалялась какая-то мелочь, но это все несерьезно. После операции он первое время едва ходил, дыхание со свистом вырывалось из покромсанных легких, сейчас куда лучше. Вон даже на свидание пригласили. Вспомнить бы, когда это c ним было в последний раз? Да лет десять уже как пройдена точка невозврата к прежней, обеспеченной и неуклонно движущейся вверх кривой его личной истории. Кто бы мог предвидеть, что все так обернется?

 

* * *

Немолодая женщина с гривой нечесаных вьющихся волос и глазами побитой собаки тщетно пыталась привлечь внимание официанта, чтобы рассчитаться за свой кофе. Тот с видом оскорбленного достоинства отвернулся лицом к входу, высматривая за стеной дождя более достойного клиента. Надо же, как не везет сегодня! Время к обеду, а из клиентов только эта сумасшедшая тетка из соседнего дома, да стремный пожилой мужик с сумкой курьера. Какие-то они оба странные: все всматривались в прохожих, как будто ждали кого-то, но так и не дождались. Мужик свалил первым, не оставив чаевых. А тетка все машет клешней, как будто ей есть куда торопиться.

Увидев, что женщина делает попытки демонстративно подняться из неудобного кресла, официант в развалку подошел и подсунул ей небрежно счет:

— С вас двести пятьдесят.

— Возьмите, что-то вы не торопитесь. А не видели здесь такого мужчину? Он ничего не просил передать?

— Какого такого? С курьерской сумкой?

— Ну да, наверное.

— Ушел минут пять назад. В углу там у входа сидел, как будто ждал кого.

— А-а… Возьмите, сдачи не надо, — с неожиданной резвостью она бросилась под дождь. У памятника Гоголю топтался под развесистым деревом потертый мужик с большой сумкой через плечо. Листва намокла и отяжелела и уже не спасала его от холодного не по-летнему ливня. Женщина несмело подошла к нему, неся как пику бежевый с траурной бахромой огромный зонт. Встав плечом к плечу рядом с мужчиной, она раскрыла зонт как парашют, наивно полагая, что он смягчит их двойной затяжной прыжок.